Максим Матвеев, актер театра и кино: «Режиссеры видят во мне только прекрасного принца»

31 год назад в городе Светлый родился симпатичный мальчик, которого родители назвали Максимом. Мальчик рос, учился в школе, думал поступать на юридический факультет. Думал-думал, а потом взял и пошел в актеры. О том, кто помог ему в этом, тяготит ли его амплуа «прекрасного принца» и почему они с Лизой Боярской стараются не сниматься в одних и тех же картинах, актер Максим Матвеев рассказал в интервью нашему изданию.

– Максим, давайте с самого начала. Как вы решили стать актером?

– Внезапно. Если вы про блат, то у меня его не было: я не из актерской семьи. Мой дед работал на судостроительном заводе, мама – библиотекарем, а папа – старшим помощником капитана на рыболовецком судне. Когда я поступал в школу-студию, у меня было ощущение, что я провалюсь, что я полная бездарность. И когда я вышел читать перед Олегом Павловичем Табаковым, я был так поглощен этими мыслями, что у меня даже нервы на лице дергались. А когда ты выходишь на сцену, ты ни в чем не должен сомневаться. Вообще. Ты должен знать, что ты сейчас будешь делать и делать это уверенно.

– Почему же, несмотря на отсутствие блата, вас сразу на второй курс взяли?

– Ну, это никак не относится к моим способностям. Все легко объяснимо: просто на курсе нужен был человек определенной фактуры.

– А какая у вас в то время была фактура?

– О, у меня была такая шевелюра! Прямо рокер в стили «metal». Так никто уже не ходил, потому что шел конец 90-х годов, и общественный вкус уже находился под сильным влиянием исполнителей жанра «шансон». Так вот мне посоветовали встретиться с Валентиной Ермаковой, замечательным театральным педагогом одного из саратовских вузов, и попробовать свои силы на театральном факультете. И я Валентине Александровне позвонил. Все происходило как будто во сне. Она посмотрела на меня и сразу произнесла: «Я вижу, я верю».

– Свою первую роль вы помните?

– Ну, одна из первых работ – лорд Дадлей, любовник Елизаветы. А потом был спектакль «Божий клоун» по дневникам и воспоминаниям о Вацлаве Нижинском, блестящем российском танцовщике и хореографе. Чтобы достойно сыграть главную роль, пришлось много танцевать и выполнять балетные па… Вообще, во время учебы мне приходилось играть постоянно. В спектакле «Королевские игры» мне досталась роль Перси, молодого любовника Анны Болейн. А моей дипломной работой стала роль Дона Гуана из одноименного спектакля по Пушкину.

– Максим, а вам не бывает досадно, когда режиссеры видят в вас только прекрасного принца, героя-любовника? Хотелось бы выйти за рамки этого амплуа?

– Досадно было по первости. Конечно, «Стиляги» задали какую-то планку. Я очень благодарен режиссерам, которые смотрят на меня без стереотипов, которые не пытаются втиснуть меня в какие-то рамки и, предлагая новую работу, говорят: «Мне интересно, как ты это сделаешь». За эту фразу я готов согласиться на роль не читая сценария. Хочется, чтобы во мне видели не только, как вы выразились, прекрасного принца.

– Полагаю, вас одолевают поклонницы?

– Знаете, это какой-то предрассудок, что раз ты снялся в ряде картин, то все у тебя должно быть так, как это себе большинство людей представляет. У меня нет никаких толп поклонниц.

– Если бы вы могли выбрать любую роль в любом фильме, то где бы вы снялись?

– Ммм, сложный вопрос. Но мне однозначно нравится, когда в кино присутствует элемент ненормальности.

– В сериале «Мосгаз» вы сыграли серийного убийцу. Легко согласились на роль?

– Естественно, она претила всему моему существу. Но пересилило желание попробовать себя в неожиданной роли. И вообще я мечтал сыграть отрицательного героя.

– А кто, на ваш взгляд, герой нашего времени?

– Это человек закомлексованный, запутавшийся, но желающий счастья.

– Максим, согласитесь, что актер – зависимая профессия? Ведь приходится выполнять все, что скажет режиссер…

– Мне кажется, что профессия будет такой, как ты к ней относишься. Если относиться к ней как к структуре творческой и получать от нее удовольствие, то о какой зависимости речь?..

– Есть ли такой режиссер, с которым вы всегда готовы работать?

– Если скажу, то обижу кого-нибудь. Отвечу просто: есть. Хочется верить, что есть. Я еще в самом начале пути и, наверное, своего режиссера найду чуть позже. Сегодня же, видимо, в силу пока еще присущего мне максимализма, некой всеядности, хочется пробовать все и со всеми. Хочется ошибаться, что-то находить и уже на этом строить свои пристрастия, формировать вкус.

– Как вы относитесь к сериалам?

– Хороший вопрос. Знаете, на четвертом курсе мне предлагали роль в много-много-многосерийном фильме, снявшись в котором, я мог купить себе квартиру в Москве. Но у меня тогда было слишком много работы в театре и в школе-студии. Я бы элементарно не успевал. Кроме того, мне еще претила сама мысль: казалось, что в сериалах сниматься – себя не уважать.

– Если не секрет, о каком сериале речь?

– О «Бедной Насте».

– Я так понимаю, ваше мнение о сериалах в связи с чем-то теперь изменилось?

– В связи с тем, что стал появляться мало-мальский опыт и правильное понимание кинематографической действительности. Сегодня я отдаю себе отчет в том, что съемки в сериале – та же серьезная актерская работа, те же репетиции. Более того, я стал понимать, что там очень много материала, который для меня как для актера интересен. И я готов пробовать!

– Правда, что раньше среди ваших коллег в МХТ находились такие, которые считали нужным отговаривать вас от съемках в сериалах?

– Было дело. Но с тех пор поменялось не только мое мнение, но и некоторых коллег. Потому что уровень тогдашнего производства киносериалов не идет ни в какое сравнение с теперешним. Производство сериала как телепродукта вышло на более высокий уровень.

– Максим, уверена, что сегодня вы регулярно получаете предложения и сниматься в кино, и играть в театре. Чем вы руководствуетесь при выборе, если такие предложения поступают одновременно? Вы выбираете кино или театр?

– Ну, во-первых, когда поступают предложения на киносъемки, я иду к Олегу Павловичу спрашивать совета.

– Совета или разрешения?

– Совета. Разрешение он дает всегда. Он рассуждает так: мол, ты ж не крепостной артист, ты свободный человек, если можешь совмещать – иди, а если нет – то выбирай. А вообще у меня в жизни сейчас все устраивается по принципу «кто первый». Кто первый предложит интересную роль – туда и иду работать. Тем не менее, скажу, что у меня есть приблизительные планы на 2014 год в кино. И я их озвучиваю в театре, там должны знать, что я полноценно играть в каких-то спектаклях не смогу.

– Руководство театра точно не ревнует вас?

– Нет. В труппе принимают любое мое решение и не воспринимают его как оскорбление. Театр сегодня это не храм и не дом, уйдя из которого актер труппы якобы предает его навсегда. Театр – это площадка для проб и экспериментов. Только там можно каждый раз играть одну и ту же роль по-новому. В кино так уже не получится. Тем самым театр мне интересен. Я готов отдаваться театральной работе с головой, репетировать днями и ночами и забыть на это время о киношной работе, если речь о действительно интересной постановке. Я не считаю себя только театральным актером. Я просто актер.

– Нет-нет, вы не просто актер. Вы актер востребованный. Но хорошо ли это, когда у актера слишком много работы?

– Конечно, плохо, когда человек работает наразрыв. Это касается любой работы, не только работы актера. Человек не должен захлебываться от ее количества. Иначе это непременно отразится на качестве того, что он делает.

– Какое значение вы придаете своим ошибкам и промахам? Что у вас не получается?

– Сложно сказать, я не пересматриваю картины со своим участием. Я по внутреннему чутью работаю на площадке. Либо же руководствуюсь реакцией зала.

– Есть ли у вас претензии к публике, приходящей в театр?

– Они были, когда я ее недопонимал. Я был не в курсе, что в театр ходит публика, воспитанная телевизором не в самых лучших его проявлениях.

– То есть?

– То есть в зале во время спектакля происходит брожение, люди разговаривают и не понятно, то ли им не интересен спектакль, то ли у них есть дела, от которых они не могут отвлечься. Как я узнал позже, это они по ходу обсуждают спектакль, то есть как бы сидят перед телевизором. И вроде по делу говорят. Поэтому, какие уж тут претензии!

– Максим, как-то в одном из интервью вы заявили, что актерам вредно иметь кумиров. Почему? Разве вы никогда никому не подражали?

– Ну, в детстве все мы кому-то подражали. Я, например, брал палку, вставал на стол и, воображая, что у меня в руках гитара, пел «На недельку, до второго, я уеду в Комарово!». Если говорить об актерах современности, которые производят на меня впечатление… Данька Козловский производит на меня впечатление! И я говорил ему об этом после «Духлесса», тогда еще «Легенда №17» не вышла. Я ему сказал, что он крут.

– А вы понимаете, что вы похожи? Один возраст, внешние данные фантастические, вы – звезды своего поколения! Вы оба яркие! Вас никогда не приглашали на пробы одной и той же картины?

– Нет, никогда. Да и роли у нас всегда разные, не похожие. Мне кажется, каждый из нас идет своей интересной дорогой.

– Расскажите, пожалуйста, как вас свела ваша актерская судьба с Лизой Боярской?

– С Лизой мы первый раз познакомились на пробах картины «1612». А через три года сыграли пару, переживающую кризис отношений в фильме «Не скажу». Четыре месяца мы с режиссёром Игорем Копыловым, с Лизой, репетировали в офисе, в театре, в гримерках – где только могли. Мы с Лизой оказались в хорошем смысле дотошными людьми, мы были одержимы новой работой. И это было первым шагом в нашем узнавании друг друга. У нас не было каких-то конкретных явных шагов. Поскольку мы оба достаточно скромные люди, то не показывали чувств – работали и работали, и даже со стороны, наверное, виднее было, что происходит между нами на самом деле. Знаете, мы и сами не заметили, как это произошло. Но после той совместной работы уже не расставались.

– Возникшее состояние влюбленности не мешало вам работать?

– Не скажу, что оно мешало или отвлекало. Но все чувства, которые возникли, несомненно повлияли и на само кино. Потом мы стали встречаться в перерывах между своими репетициями. Это было здорово: мы могли с ней часами сидеть и болтать о чем угодно. А могли вместе пойти по магазинам и вместе же покупать разную мелочь. Семнадцати дней на одной съемочной площадке оказалось достаточно для того, чтобы мы поняли, что не хотим расставаться.

– Как вас приняли в семье Боярских?

– Тепло. Помню, родители Лизы возвращались из отпуска, мы их встретили ранним утром, часов в шесть, довезли до дома. Я остался с ними втроем, и, чтобы не волноваться долго, сразу им все и сказал. Отец Лизы спросил: «Моя дочь тебя любит?» Я ответил: «Да». Он сказал: «Ну, тогда счастья вам».

– В актерской среде существует немало таких супружеских пар, которые время от времени ссорятся, выясняя, кто из них более востребован…

– У нас такого нет. Лично я убежден: у каждого человека своя дорога и свой путь, который не зависит от пути другого человека, как бы близко он к тебе ни находился. И в состоянии любого человека сделать так, чтобы путь, по которому он идет, его удовлетворял. При этом нужно понимать, что рядом живет некто близкий, а у него тоже есть свои амбиции. И с этим некто надо считаться.

– Сегодня вы с Лизой не снимаетесь вместе. Это принцип? Или просто не предлагают совместных ролей?

– Мы с Лизой вполне сознательно стараемся вершить свою карьеру отдельно друг от друга, не делать бренда из семьи.