Михаил Жванецкий: «Слово в Интернете получили все»

В каждой стране есть несколько людей, которые не нуждаются в особом представлении. Писатель-сатирик Михаил Жванецкий — один из таковых людей: его имя давно стало легендарным в России и Украине. Подобно Пушкину, он при жизни воздвиг себе «нерукотворный памятник», к которому точно никогда «не зарастет народная тропа». Именно в голове Жванецкого когда-то родились фразы, которые сегодня знает и цитирует вся страна: «Все люди — братья, но не все по разуму», «Труднее всего человеку дается то, что дается не ему», «Не говорите, что мне нужно делать, и я не буду говорить, куда вам нужно идти», «В любом из нас спит гений. И с каждым днем все крепче...». За каждой фразой — бездна мысли.

— Михаил Маньевич, вы как-то сказали, что не даете интервью, потому что они ничего не добавят к вашему образу…

— Так и есть. Кроме того, мне надоело снабжать какие-то издания своими мыслями. У меня их и так мало осталось. Шучу. На самом деле репортеры год от года все моложе и несообразительнее. У журналистов вся надежда на то, что я сам что-нибудь о себе интересное скажу. Задают вопросы типа, что я сам о своем творчестве думаю, какое место в литературе я занимаю, на мой же взгляд. А ведь это вопросы к литературным критикам! Я не самый умный и не самый глубокий. Есть глубже. Есть Толстой, Достоевский, Чехов. Но послушайте меня тоже. И если вы не сразу засмеетесь, то, может, потом это поможет. Понимаете, ведь есть острословие, а есть остроумие. Говорят, что у меня остроумие, а вот у Николая Фоменко, к примеру, острословие. Иметь в голове какой-то образ и его применить так, чтобы цветы головкой не вниз, это другое качество юмора. Я сейчас не говорю о том, какое качество лучше.

— Сегодня развелось столько юмористических шоу, как думаете, это положительная тенденция?

— Не совсем, потому что юмор при этом стал другим. Само понятие «юмор» потеряло уважение. «А-а-а... юмор…» — и переключают на другой канал. Над чем смеетесь — это одно, от чего смеетесь — это другое. То, что происходит сегодня, — это «от чего». Вот нам показали, как кто-то пукнул, крякнул. Этого хватает.

— Что бы вы убрали с российских телеэкранов, будь ваша воля?

— Хороший вопрос! Я бы убрал 60–70 процентов из того, что есть. Убрал бы этих красавцев, которые рассказывают всякую похабщину, убрал бы жен, рассказывающих о своих мужьях все самое плохое. Меня последнее вообще удивляет: если он такой плохой, как же ты с ним живешь?! Я бы убрал все эти ток-шоу, потому что мне они кажутся сплошным враньем. Это все придумано и срепетировано. А бедная публика, сидящая в зале и у телеэкранов, пытается всерьез участвовать в разборе этого быдла, этой ерунды собачьей… Я бы оставил передачи типа «Домино» и даже эту «Стирку», черт с ней, тут хотя бы нет похабства… Эстраду заполонили девочки под названием «Блестящие», «Кочующие» и прочие поющие трихомонады. Девочки поют в козыречках, в шляпочках… Да пусть, пожалуйста! Пусть поют, раз уж вы, молодежь, восторгаетесь этими словами, этими песнями и этими девочками. Но лично мне хватает посмотреть один коллективчик, а как и о чем будут выступать остальные, я уже догадываюсь.

— Михаил Маньевич, раз уж заговорили об эстраде, позвольте задать следующий вопрос: что вы думаете по поводу того, что закончила свою концертную деятельность Алла Пугачева, с которой, насколько известно, вы хорошо дружите?

— Это печально. Потому что она знает слова в своих песнях. Она знает, что обозначают эти слова. Потому что самое сложное для певца наших дней — понимать самому, что он поет.

— Самым популярным певцом наших дней сегодня называют Стаса Михайлова…

— Сказать, что это золотой голос эпохи, я не могу. Он не для меня. Он для пожилых женщин. Слушая его, они рыдают и пьют одновременно. Кассиры в театральных кассах ликуют и тоже пьют. Олимп он, конечно, занял надолго. Это говорит моя зависть. Я по-хорошему завидую тем, у кого залы переполнены: шум, гам, свист… Как у Киркорова, например. Но, кстати, я сам ходил на его концерт и не выдержал этого шума, пришлось уйти пораньше.

— Полагаю, что отсутствие аншлагов связано с вашим участием в телеэфирах и присутствием в Интернете: Всемирная сеть изобилует роликами с вашими выступлениями разных лет. Кстати, любопытно было бы узнать, как вы относитесь к такому явлению, как Интернет?

— Он резко отделил одно поколение от другого, пожилых отсекли. Еще бы: им кажется непостижимым освоение клавиатуры, а от слова «браузер» они вообще сатанеют. Интернет — это огромная свалка, где люди чего-то ищут и находят: кто — женщину, кто — мужчину, кто — шутку, с которой выступает потом много лет подряд. Потрясает, что человек без фамилии и без мысли может быть услышанным в Интернете. К сожалению, слово получили все — дети, бандиты, педофилы, проститутки, ученые, умные и неумные. Все там разговаривают и воспитывают друг друга. А я уже перечислил, кто там находится.

— Как вы думаете, а вас все знают в нашей стране?

— Вы хотели спросить, знает ли меня современная молодежь? Наверное, знает… Мне иногда кажется, что у нас молодежь лучше, чем я о ней думаю. Как говорится, молодым ты можешь быть, а быть дебилом при этом не обязан. Иногда я сам себя уговариваю лишний раз не цепляться к молодежи.

— Михаил Маньевич, нет ли у вас обиды на наше государство за то, что звание «Народный артист» вам было присвоено только в конце прошлого года? Ведь это так несправедливо, учитывая, что многим нашим «звездам» этот «титул» выдается, мягко говоря, просто так? Тот же Михайлов в 2010 году был удостоен звания «заслуженный артист РФ»…

— Видимо, за звание надо было хлопотать. В Штатах, например, таких понятий как «народный» или «заслуженный» артист нет, потому там и жизнь другая. У нас эти понятия есть, и оттого, что они есть, довольно противновато. И если быть искренним, конечно, это давит. Ты не понимаешь, почему вдруг тебя обошли, а потом еще раз обошли. Ну, обошли — и ладно, ты не для этого работал, конечно. Но как-то странно получается в нашей стране: работаешь ты для одних, а признание тебе сообщают другие. Свободная у нас страна. Люди только несвободные.

— В Одессе один из городских бульваров назвали вашими именем и фамилией. Как вы к этому относитесь? Ведь далеко не каждый человек при жизни может быть удостоен подобной награды!

— Конечно, мне все это страшно приятно. И хорошо, что это случилось «при жизни»: мне не придется гадать, что они будут делать после моей смерти. Когда я об этом узнал, мы в тот же вечер большой веселой компанией поехали туда, на этот бульвар, взяли водку с коньяком и пили на скамейке. Но могу вам сказать, что ни у одного одессита в паспорте не написано, дескать, он проживает на бульваре, который носит мою фамилию. Потому что на этом бульваре нет домов. Вернее, они есть, но выходят на него торцами. А вообще, знаете, любопытный факт: наши люди всегда спрашивают у жертвы обстоятельств, как она относится к тому, что она жертва. Потому что она –единственный человек, у которого они могут что-то спросить.

— Вы видите, кто приходит на ваши выступления. Кто ваш зритель, Михаил Маньевич, вы можете его описать?

— Мой зритель не олигарх. Он не очень богатый и не очень спортивный, потому что спортом у нас занимаются богатые. То есть мой зритель полноватый, потому что ест про запас. Но интеллект у него выше среднего уровня.

— Вы смеетесь над народом в своих монологах?

— Мне так не кажется.

— В передаче «Дежурный по стране» и в других своих выступлениях вы поднимаете остросоциальные вопросы, очень много рассуждений на политическую тему. А почему вы не пошли в политику?

— Не могу оскорбления переносить. И не люблю говорить про очевидное.

— Как вы считаете, за границей люди живут лучше, чем мы?

— А что значит «лучше»? Я думаю, что все живут бурной тяжелой жизнью, во всех странах. Все, кто эмигрировал, уже перестали думать о еде. У меня треть произведений о еде. Лучше я живу? Стоптанных и перелатанных туфель уже нет. Лучше мы живем? Значит, либо дело в общем техническом прогрессе, либо в том, что все-таки чуть-чуть поднимается благополучие. Но расслабляться нельзя, надо действовать настороженно и все время оглядываться.

— Почему вы не уехали из Советского союза, когда он начал разваливаться?

— Я стал знаменитым в советское время, прошел через все фильтры, и даже на выходе из мясорубки люди, живущие здесь, понимали, о чем я говорю. Почему же я должен их бросать, эти миллионы людей, которые меня цитируют? Я только с ними! Это моя страна, моя родина. Народ у нас замечательный. Население хромает иногда. Я так гладко говорю, потому что вспоминаю, что в свое время на эту тему писал.

— Вы патриот?

— Не люблю все эти трескучие фразы касательно патриотизма. Патриотом надо работать… Вообще я вырос в те времена, когда выражение «Я тебя научу родину любить!» означало, что тебе набьют рожу. Буквально вот-вот.

— В советские годы было сложнее?

— Мне легче. Тогда надо было быть либо талантливым, либо смелым. Сейчас надо быть только смелым, а талантливым — необязательно.

— Но вы как-то обмолвились, что в советские годы вас преследовал страх…

— И сейчас тоже. Все-таки телевидение — вещь такая… Я, выступая «Дежурным по стране», ни разу не был предупрежден, как и что мне следует говорить, а как и что не следует. Приходится самому для себя принимать решение, куда острие направлять, а куда лучше не надо.

— Вы определяете, о чем писать, прежде чем сесть за работу?

— Да. У меня всегда под рукой записная книжка, в которой записано, на какие темы надо бы писать. Мысль надо беречь. Пришла в голову — надо сразу записать. Потом сажусь за работу и начинаю развивать. Так, из одной записи появляется другая, побольше, потом из другой — третья, еще больше и глубже.

— На ком вы проверяете реакцию на свой юмор?

— У меня таких людей несколько. Собираемся у меня за столом, обычно за хорошей выпивочкой, под коньячок. И я начинаю читать.

— А с женой советуетесь?

— Да, по каждому вопросу! Спрашиваю: что мне надеть сегодня, как я выгляжу, почему ты не обращаешь на меня внимания, что мне сказать сегодня в издательстве?

— То есть в вашей семье царит полное взаимопонимание?

— Наши взаимоотношения с женщиной начинаются с того, что неудержимо влечет организм. Организм волочет тебя, как собака, тянет куда-то. После того как тебя притянуло, ты начинаешь думать о том, куда ты попал. Тут бывает везение, а бывает невезение. И так приятно, влипнув, обнаружить, что оказывается, она тебя еще и понимает! У меня как раз так. Но, что касается полного взаимопонимания, то я думаю, что это, конечно, миф… Не знаю, существует ли оно. Смотря, кто и что понимает под взаимопониманием

— А сколько раз вы были женаты?

— Один. Я из тех умных людей, которые не считают, что после каждого бурного объяснения необязательно жениться, чтобы калечить жизнь себе и Ей. Жениться вообще необязательно. Вот только кто-то обязательно на этом настаивает. Мужчины ведь женятся в основном по требованию женщин.

— Вы счастливый человек?

— Да, я скорее счастливый, чем довольный.

— Почему-то кажется, что вы чаще бываете в грустном настроении…

— Да. Я и сейчас грустный. И вынужден себя все время взвинчивать: ведь люди привыкли меня видеть другим, они ждут от меня шуток. Если я пришел в гости и от меня за все время не потребовали выдать чего-нибудь эдакого, я считаю это верхом гостеприимства.

— А как вы относитесь к тому, что ваши шутки, ваши монологи давно растащили на цитаты без сносок на автора?

— Да, тырят все. И мысли растащили. Я читаю в книгах: «Давайте переживать неприятности по мере их поступления», «Женщин умных не бывает: есть прелесть какие глупенькие и ужас какие дуры». Замечательно. Но сошлитесь на автора!